В принципе, точно так же можно и штевни склеить, но уж больно долгая и хлопотная работа выйдет.
Собрав шпангоуты, выставили их по килевому брусу и начали устанавливать продольный набор. Обшивать решил внахлёст – один край доски накладывать на другой и сбивать их гвоздями. Лучше бы медью, да она на другое дело идёт. Поэтому буду использовать железо. Потребное количество внушает уважение, но никуда не денешься, надо. С обратной стороны вылезшие острия гвоздей загибали в скобы, и стягивали молотками. Со стороны шляпки поддерживаешь кувалдочку потяжелее, а острие загибаешь через пруток, и молотком забиваешь в доску. Только надо забивать чуть наискосок, а то доска может треснуть, если все отверстия будут на одной линии. Ещё необходимо промазать перед этим стягиваемые края клеем. Как-то так.
Доски обшивки состыковывали на шпангоутах в месте наименьшего изгиба борта. Так и обшили весь корпус. Установили фальшкиль и пару параллельных брусков от бокового сноса с каждой стороны киля. Не помешают.
Начали конопатить, и для этого использовали тот льняной очёс и смолу, что я закупил в Новогороде. Просмолив кипящей смолой корпус снаружи, аккуратно спустили его на воду. Течи нигде не обнаружили – можно продолжать работу дальше. Внутри корпуса вдоль килевого бруса уложили свинец, привезённый из Бирки, что очень всех удивило. Все для этого используют камни. Сделали съёмные пайо́лы, чтобы можно было вычерпывать воду. И для того, конечно, чтобы уберечь груз от сырости. Ниже пайолов корпус тоже изнутри обработали смолой.
На расстоянии одной трети от носа установили мачту в сделанное под неё гнездо, расклинили клиньями и натянули шкоты. Наверху заранее закрепили шкив. Сделали крепление для гика, привязали к нему пошитый парус. Проверили, как раскручивается гик при подъёме полотна. На корме сделали площадку для кормчего, и установили руль с румпелем.
Пока работали, обратил внимание на то, что вокруг нас постоянно крутится какой-то мужичок.
Через день, пообвыкнув и увидев, что его никто не собирается прогонять, мужичок начал нам понемногу помогать. То инструмент подаст вовремя, то гвоздей принесёт. А ещё через денёк подошёл ко мне на обеденном перерыве и попросился в команду, представившись кормчим с рыбацкой лодии. Отправил его к Горивою – если проверку пройдёт, будем разговаривать.
Горивой дал добро, и у нас появился свой кормчий, а то всё я, да я. Нового кормчего зовут Бивой, и он отлично знает всю акваторию псковско-чудского водоёма. Дальше никуда не выбирался – рыбаку хватало озера. Когда пришли варяги, то в огне пожаров сгорели и суда рыбаков вместе с посадами. Так он и лишился и лодии, и дома. Хорошо ещё, что семью успел увести подальше. Теперь вот остались с нами в числе первых поселенцев, живут в первом ряду от стены.
Бивой мне понравился. Широкоплечий и кряжистый, ладони, как лопаты. Лицо обветренное и загорелое до черноты. Спокойные и выверенные движения, но при этом расторопный когда надо. Вон как споро инструмент подавал. Пусть пока с нами работает, привыкает к судну.
Установили скамейки для гребцов, только сделали их съёмными. Придумали пазы для установки небольших щитов с бойницами вдоль бортов. Нам много и не надо, лишь бы голову прикрывало, когда над бортом надо высунуться для выстрела. А ночью на них спать можно.
Пора и на воде испытать то, что у нас получилось. Загрузились вдесятером, следом Гром прыгнул. Я рядом с Бивоем стою, контролирую процесс. Остальные на вёсла сели, подгребают потихоньку, чтобы управление не терять, течение-то слабое. Вышли в Великую, поставили парус. Хлопнуло, расправляясь, полотнище, принимая на себя силу ветра. Закрепили шкоты, довернули на устье – запенилась под форштевнем свинцовая вода, потянулась длинными пологими усами к берегу. Накренилась чуток ладья, пошла с небольшим креном. А хорошо идём – наполнилась грудь ощущением радости от удачно сделанной работы. Раздулось от ветра тугое пузо паруса, поскрипывают канаты. Чайки вокруг мачты летают. Долетели до Снятной горы за мгновение, прошли острова в устье и вот оно – Псковское море. Ударила тугая волна в скулу на выходе, полетели вверх холодные брызги. Дав команду идти прежним курсом, пробежал на нос проверить состояние обшивки и корпуса. Волны бьют не по-детски. Волна короткая и резкая, звонко шлёпает по скуле. Опёрся на планширь, посмотрел через борт. Брызги летят в стороны, но внутри сухо, не залетают, это радует, скорость на глазок порядка семи, восьми узлов. Ощущение полёта над волнами, эмоции захлёстывают. Пока проходили острова, прикинул скорость по засечным точкам на берегу. Посчитал в уме, вот и получилась приблизительно такая скорость. На лицах ребят – светлая радость. У меня, наверное, такое же выражение лица – детский незамутнённый восторг. Пробежал назад к Бивою, довернули круче к ветру. Увеличился крен, заскрипела мачта, в животе у меня потянуло холодком, Громчик залаял. А наша ладья полетела по волнам с гребня на гребень. Ещё круче довернули, стою рядом со шкотом на всякий случай, пошли почти вдоль волны, поднимаясь на набегающей и плавно с неё съезжая вниз, как с горки.
Отлично ведёт себя посудина, и кормщик наш молодец, держит крепко румпель, хотя выражение лица обалделое. Под такими углами к ветру тут ещё не ходят – мы первые.
Пора поворачивать. Стою рядом с Бивоем, тоже в первый раз буду маневрировать. Разворачиваем плавно на ветер, и я постепенно ослабляю шкот, потом перехватываю его с другой стороны и жду, когда пройдём линию ветра. Заполоскал парус, значит, прошли линию и продолжаем уваливаться под него. Выбираю шкот, замер Бивой, смотрю, а у него на лице крупные капли пота. Ну да, ему такое вообще в диковинку. Но молодец, работает правильно, как говорили. Всё, поймали ветер, пошли в обратную сторону. Идём домой, для первого раза достаточно. Слышу, как дружно выдыхают гребцы. Они даже дыхание задержали. Ничего, скоро научимся ходить под парусом так, что ни одна посудина не обгонит и не догонит. Зашли в Пскову на вёслах, пока ещё опыта мало, нечего рисковать попусту. Ткнулись в берег у верфи носом, выпрыгнул на песок вслед за Громом. Носится собака кругами, радуется твёрдой земле, а мы стоим кружком, и все на меня смотрят. И у всех рубахи насквозь мокрые от пота – переживали, видимо.