Тронулись потихоньку.
Вёрст пятнадцать проехали спокойно – Гром дремлет, народ потихоньку болтает, скрипят колёса, дрожит, прогреваясь, прозрачный воздух. Хорошо осенью, комаров и мух нет, ничто не докучает. Однако, дело идёт к вечеру, и пора нам подыскивать местечко для ночлега. Стоило только подумать о привале, как вдруг предупреждающе рыкнул Гром. Мгновенно оборвалась тихая болтовня в заднем фургоне. Недолго думая, потянул лошадей чуть влево и фургон начал тяжело и медленно поворачивать. Бросил вожжи и подхватил арбалет.
– Гром, лежать!
А сзади уже громкий, захлёбывающийся лай.
Началось! Чуть впереди, слева, из-за деревьев выметнулись трое конных и рванулись к моему фургону, размахивая мечами. Ударила по стойке тента стрела, задрожала яростно оперением. Тут же прилетела вторая – рванула куртку за левое плечо и развернула меня на нападающих. Смотреть, что с плечом, некогда, чуть доворачиваю арбалет и – болт входит в грудь первого всадника. Рядом щёлкает арбалет Еле́ни – успеваю заметить, как валится на бок со своего коня второй разбойник. Третий ещё не успел осознать, что остался в одиночестве и почти успевает доскакать до нас. Почти… Взвожу и выстрелом в упор выбиваю его из седла. Настолько был уверен в поражении цели, что нажав на спуск, сразу же перенёс взгляд за нападавших – что-то там мельтешило, было какое-то движение. Ух, ё… За всадниками несётся вооружённая толпа. Еле́ня переносит огонь на пе́шцев. Слышу за спиной щелчок спускаемой тетивы. Подхватываю вожжи и осаживаю лошадей, не отрывая взгляда от набегающих татей. Ещё щелчок тетивы. Мимо. Кони ржут и приседают на задние ноги, пытаясь погасить инерцию тяжёлого фургона. Наконец, останавливаемся. Быстро заряжаю и стреляю. Второй фургон проскакивает немного вперёд, чудом разъехавшись бортами. Высовываюсь за борт осмотреться, и рядом опять вонзается стрела, оцарапав щёку. Быстро подхватываю сумку с болтами и, перепрыгнув через противоположный борт, падаю за колесо. Взвожу арбалет и ищу стрелка. Вон он, гадёныш. Стоит у дерева и меня выцеливает, и, на го́ре себе, даже не прячется. Расстояние плёвое, даже целиться не надо – стреляю по силуэту, и он ломается в поясе. Подхватываюсь на ноги, перебегаю на левую сторону и бросаю нож в набегающего разбойника, уворачиваюсь от падающего на меня тела. Следом ещё двое с раззявленными в яростном крике ртами. Отпрыгиваю в сторону и, выхватив меч и ещё один нож, успеваю отбить в сторону сулицу, и возвратным движением полосую по шее проскочившего вперёд татя. Второй широко размахивается – а я не успеваю развернуться. Горло сжимается в спазме страха, и лопатки уже ощущают жалящую сталь вражеского копья. Но вижу, как высунувшийся из фургона Еле́ня разряжает свой арбалет мне за спину, и удар под коленки подкашивает мне ноги – по ним бьёт головой в падении последний, из подбежавшей тройки, разбойник. Успеваю ухватиться за борт, чтобы не завалиться на спину. Из второго фургона хлопает сдвоенный выстрел, и противники кончаются в прямом и переносном смысле. Оглядываюсь – хорошо постреляли. Подо мною, с болтом во рту, лежит застреленный Еле́нею разбойник. На опушке всё еще ворочается лучник. Один всадник лежит на земле – рука запуталась в поводьях. Другой упал на шею своей лошади и та стоит на месте, раздувая ноздри и нервно вздрагивая кожей от стекающей по ней крови хозяина. Третий, а вот и третий – лежит на дороге.
– Еле́ня, смотри по сторонам, вдруг ещё кто затаился. Жарко́, Стоя́н, наблюдать внимательно, стрелять сразу.
А сам, на подрагивающих ногах, со сведёнными судорогой лопатками, еле-еле оторвался от такого надёжного борта своего фургона и пошёл с контролем. Мало ли…
Дойдя до лучника, наткнулся на бешеные водянистые глаза, затопленные болью. Стрелок потянулся за ножом, но я не стал рисковать и пытаться его обезоружить – выстрелил первым. Не до пленных мне, потряхивает конкретно.
Вернулся, дал команду Еле́ню и Стоя́ну собрать трофеи, изловить лошадей, и, вообще, трофеи – это наше всё. Нашёл в фургоне корзину с приготовленными Любавой пирогами и кувшином с квасом, приложился к горлышку и отпил от души. Стало отпускать. В уши ворвался звонкий лай Грома, а я его даже не слышал в горячке боя. Успокоил собаку и разрешил ему, наконец-то, выпрыгнуть из фургона. Перенервничавший пёс понёсся проверять место битвы и близлежащие кусты. Ну и хорошо – надо было раньше сообразить. Затупил.
Что интересно, почувствовал какое-то удовлетворение. Не зря чуйка меня беспокоила – вот оно, подтверждение.
Послал собаку проверить окрестности в глубине леса, но этот лентяй покрутил головой, и уселся передо мной. Мол, я уже проверил. Будем верить ему. Отломил кусок пирога и кинул Грому, заслужил. Отослал Жарко́ на помощь ребятам – пора заканчивать, темнеет уже. Тела оттащили подальше в лес и скинули в овражек – зверьё разберётся. Привязали пойманных лошадей, побросали трофеи в фургоны и поехали вперёд – пора искать место для ночлега. Тут ночевать как-то не хочется. Довольно скоро нашли подходящее место рядом с ручьём. Здесь и остановимся. Две третьих пути пройдено, немного не доехали. Вспомнив лихие девяностые, фургоны поставил корма к корме, чтобы никто не залез. А сбоку нас не взять. Пока ребята распрягали лошадей, разводили костёр, собирали дрова и готовили ужин, я разобрал наши трофеи. Сто́ящий лук с полным тулом стрел, простенькие мечи и ножи из дрянного железа, одёжка, кожаные куртки с нашитыми костяными бляхами. А вот всадники порадовали немного. У каждого короткая кольчуга поверх такой же куртки, полуторные мечи и короткие копья. Чего с мечами полезли? Почему не метали копья? Нет, нам-то как раз хорошо, что не метали, повезло. Три окованных круглых щита, уже знакомая мне пародия на железные шлемы и кожаные наручи с наколенниками. Собрали немного серебра и меди, даже попался один затёртый золотой дирхем. В перемётных сумках, кроме подсохшего хлеба и вяленого мяса – ничего. Пара холстин и всё.